Пятница, 29.03.2024, 17:18Приветствую Вас Гость | RSS
Библиотека МБОУ "ОСОШ №2" п.Октябрьский (12+)
Меню сайта
НОШ, Пресс-центр
Категории раздела
Статьи из журналов [17]
Интересные материалы из периодики
Страницы книг [25]
Отрывки из хорошей художественной литературы
Настоящие герои наших дней [6]
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Каталог статей


Главная » Тексты » Страницы книг

Дж.Д.Сэлинджер "Над пропастью во ржи"

             

Наконец моя Салли появилась на лестнице, и я спустился ей навстречу.
До чего же она была красивая! Честное слово! В черном пальто и в каком-то черненьком беретике. Обычно она ходит без шляпы, но берет ей шел удивительно. Смешно, что, как только я ее увидел, мне захотелось на ней жениться. Нет, я все-таки ненормальный. Она мне даже не очень нравилась, а тут я вдруг почувствовал, что я влюблен и готов на ней жениться. Ей-богу, я ненормальный, сам сознаю!
  - Холден! - говорит она. - Как я рада! Сто лет не виделись! - Голос у
нее ужасно громкий, даже неловко, когда где-нибудь с ней встречаешься. Ей-то все сходило с рук, потому что она была такая красивая, но у меня от смущения все кишки переворачивало.
  - Рад тебя видеть, - сказал я и не врал, ей-богу. - Ну, как живешь?
  - Изумительно, чудно! Я не опоздала?
  Нет, говорю, но на самом деле она опоздала минут на десять. Но мне
было наплевать. Вся эта чепуха, всякие там карикатуры в "Сэтердей ивнинг пост", где изображают, как парень стоит на углу с несчастной физиономией, оттого что его девушка опоздала, - все это выдумки. Если девушка приходит на свидание красивая - кто будет расстраиваться, что она опоздала? Никто!
  - Надо ехать, - говорю, - спектакль начинается в два сорок.
  Мы спустились по лестнице к стоянке такси.
  - Что мы будем смотреть? - спросила она.
  - Не знаю. Лантов. Больше я никуда не мог достать билеты.
  - Ах, Ланты! Какая прелесть!
  Я же вам говорил - она с ума сойдет, когда услышит про Лантов.
  Мы немножко целовались по дороге в театр, в такси. Сначала она не
хотела, потому что боялась размазать губную помаду, но я вел себя как
настоящий соблазнитель, и ей ничего другого не оставалось. Два раза, когда машина тормозила перед светофорами, я чуть не падал. Проклятые шоферы, никогда не смотрят, что делают. Клянусь, они ездить не умеют. Но хотите знать, до чего я сумасшедший? Только мы обнялись покрепче, я ей вдруг говорю, что я ее люблю и все такое. Конечно, это было вранье, но соль в том, что я сам в ту минуту был уверен в этом. Нет, я ненормальный! Клянусь богом, я сумасшедший!
  - Ах, милый, я тебя тоже люблю! - говорит она и тут же одним духом
добавляет: - Только обещай, что ты отпустишь волосы. Теперь ежики уже выходят из моды, а у тебя такие чудные волосики!
  "Волосики" - лопнуть можно!
  Спектакль был не такой дрянной, как те, что я раньше видел. Но в
общем дрянь. Про каких-то старых супругов, которые прожили пятьсот тысяч лет вместе. Начинается, когда они еще молодые и родители девушки не позволяют ей выйти за этого типа, но она все равно выходит. А потом они стареют и стареют. Муж уходит на войну, а у жены брат - пьяница. В общем, неинтересно. Я хочу сказать, что мне было все равно - помирал там у них кто-нибудь в семье или не помирал. Ничего там не было - одно актерство.
   Правда, муж и жена были славные старики - остроумные и все такое, но они меня тоже не трогали. Во-первых, все время, на протяжении всей пьесы, люди пили чай или еще что-то. Только откроется занавес, лакей уже подает кому-нибудь чай или жена кому-нибудь наливает. И все время кто-нибудь входит и выходит - голова кружилась оттого, что какие-то люди непрестанно вставали и садились. Альфред Лант и Линн Фонтанн играли старых супругов, они очень хорошо играли, но мне не понравилось. Я понимал, что они не похожи на остальных актеров. Они вели себя и не как обыкновенные люди, и не как актеры, мне трудно это объяснить, Они так играли, как будто все время понимали, что они - знаменитые. Понимаете, они х о р о ш о играли, только с л и ш к о м хорошо. Понимаете - один еще не успеет договорить, а другой уже быстро подхватывает. Как будто настоящие люди разговаривают, перебивают друг дружку и так далее. Все портило то, что все это с л и ш к о м было похоже, как люди разговаривают и перебивают друг
дружку в жизни. Они играли свои роли почти так же, как тот Эрни в Гринич-Вилледж играл на рояле. Когда что-нибудь делаешь слишком хорошо, то, если не следить за собой, начинаешь выставляться напоказ. А тогда уже не может быть хорошо. Ну, во всяком случае, в этом спектакле они одни - я говорю про Лантов - еще были похожи на людей, у которых башка варит, это надо признать.
  После первого акта мы со всеми другими пижонами пошли курить. Ну и картина! Никогда в жизни не видел столько показного ломанья. Курят вовсю, а сами нарочно громко говорят про пьесу, чтобы все слыхали, какие они умные. Какой-то липовый киноактер стоял рядом с нами и тоже курил. Не знаю его фамилию, но в военных фильмах он всегда играет того типа, который трусит перед самым боем. С ним стояла сногсшибательная блондинка, и оба они делали безразличные лица, притворялись, что не замечали, как на ни смотрят. Скромные, черти! Мне смешно стало. А моя Салли почти не разговаривала, только восторгалась Лантами, ей было некогда: она всем строила глазки, ломалась. Вдруг она увидела в другом конце курилки какого-то знакомого пижона в темно-сером костюме, в клетчатом жилете.
Светский лев. Аристократ. Стоит, накурился до одури, а у самого вид такой скучающий, презрительный. Салли все повторяет:
  - Где-то я с ним познакомилась, я его знаю!
  Всегда она всех знала. До того мне надоело, что она все время говорит одно и то же, что я ей сказал:
  - Знаешь что, ну и ступай, целуйся с ним, он, наверно, обрадуется.
  Она страшно обиделась на меня. Наконец этот пижон ее узнал, подошел к нам и поздоровался. Вы бы видели, как она здоровалась! Как будто двадцать лет не виделись. Можно было подумать, что их детьми купали в одной ванночке. Такие друзья, что тошно смотреть.  
  Самое смешное, что они, наверно, только о д и н р а з и встретились на какой-нибудь идиотской вечеринке. Наконец, когда они перестали пускать пузыри от радости, Салли нас познакомила. Звали его Джордж, не помню, как дальше, он учился в Эндовере. Да-да, аристократ! Вы бы на него посмотрели, когда Салли спросила его, нравится ли ему пьеса. Такие, как он, все делают напоказ, они даже место себе расчищают, прежде чем ответить на вопрос. Он сделал шаг назад - и наступил прямо на ногу даме, стоявшей сзади. Наверно, отдавил ей все ногу! Он изрек, что пьеса сама по себе не шедевр, но, конечно, Ланты - "сущие ангелы". Ангелы, черт его дери! Ангелы! Подохнуть можно.
  Потом он и Салли стали вспоминать всяких знакомых. Такого ломанья я еще в жизни не видел. Наперебой называли какой-нибудь город и тут же вспоминали, кто там живет из общих знакомых. Меня уже тошнило от них, когда кончился антракт. А в следующем антракте они опять завели эту волынку. Опять вспоминали какие-то места и каких-то людей. Хуже всего, что у этого пижона был такой притворный, аристократический голос, такой, знаете, утомленный снобистский голосишко. Как у девчонки. И не постеснялся, мерзавец, отбивать у меня девушку. Я даже думал, что он сядет с нами в такси, он после спектакля квартала два шел с нами вместе, но он должен был встретиться с другими пижонами, в коктейльной. Я себе представил, как они сидят в каком-нибудь баре в своих пижонских клетчатых
жилетках и критикуют спектакли, и книги, и женщин, а голоса у них такие усталые, снобистские. Сдохнуть можно от этих типов.
  Мне и на Салли тошно было смотреть, когда мы сели в такси: зачем она десять часов слушала этого подонка из Эндовера? Я решил было отвезти ее домой - честное слово! - но она вдруг сказала:
  - У меня гениальная мысль! - Вечно у нее гениальные мысли. - Знаешь
что, - говорит, - когда тебе надо домой обедать? Ты очень спешишь или нет? Тебя дома ждут к определенному часу?
  - Меня? Нет, нет, никто меня не ждет! - говорю. И это была истинная
правда. - А что?
  - Давай поедем кататься на коньках в Радио-сити.
  Вот какие у нее гениальные мысли!
  - Кататься в Радио-сити? Как, прямо сейчас?
  - Хоть на часок, не больше. Тебе не хочется? Конечно, если тебе
неохота...
  - Разве я сказал, что не хочу? - говорю. - Пожалуйста. Если тебе так
хочется.
  - Ты правда хочешь? Если не хочешь - не надо. Мне решительно все
равно.
  Оно и видно!
  - Там дают напрокат такие чудные короткие юбочки, - говорит Салли. -
Дженнет Кальц на прошлой неделе брала.
  Вот почему ей не терпелось туда пойти. Хотела покрасоваться в этой
юбчонке, которая еле-еле прикрывает зад. Словом, мы туда пошли, и нам сначала выдали коньки, а потом Салли надела такую синенькую юбочку, в которой только задом и вертеть. Но это ей дьявольски шло, надо сознаться.
  И не подумайте, что она этого не понимала. Нарочно шла впереди меня, чтоб я видел, какой у нее красивый круглый задик. Надо сознаться, он и вправду ничего.
  Но самое смешное, что на всем этом проклятом катке мы катались
х у ж е в с е х. Да-да, хуже всех! Ужас, что творилось! У Салли лодыжки так подворачивались, что терлись прямо об лед. И не только вид был дурацкий, наверно, ей и больно было до черта. По крайней мере у меня все болело. Я чуть не умер. Вы бы нас видели! И противнее всего, что сотни две зевак стояли и смотрели - делать им больше было нечего, только смотреть, как люди падают.
  - Может, хочешь пойти в бар, возьмем столик, выпьем чего-нибудь? -
сказал я ей наконец.
  - Вот это ты гениально придумал! - говорит. Она просто замучилась.
Бесчеловечно так себя мучить, мне ее даже стало жалко.
  Мы сняли эти подлые коньки и пошли в бар, где можно выпить, посидеть в одних чулках и посмотреть издали на конькобежцев. У столика Салли сняла перчатки, и я дал ей сигарету. Вид у нее был довольно несчастный. Подошел официант, я заказал для нее кока-колу, а для себя - виски с содовой, только этот подлец отказался подать мне виски, пришлось тоже пить кока-колу. Потом я стал зажигать спички. Я часто это делаю, когда находит настроение. Даю спичке сгореть до конца, так что держать нельзя, и бросаю в пепельницу. Нервная привычка.
  Вдруг ни с того ни сего Салли спрашивает:
  - Слушай, мне надо точно знать, придешь ты к нам в сочельник убирать елку или нет? Мне надо знать заранее.
  Видно, она злилась, оттого что ноги болели после этих коньков.
  - Я же тебе писал, что приду. Ты меня раз двадцать спрашивала.
Конечно, приду.
  - Понимаешь, мне надо знать наверняка, - говорит. А сама озирается,
смотрит, нет ли тут знакомых.
  Вдруг я перестал жечь спички, наклонился к ней через весь стол. Мне
надо было о многом с ней поговорить.
  - Слушай, Салли! - говорю.
  - Что? - спрашивает. А сама смотрит на какую-то девчонку в другом
конце зала.
  - С тобой случается, что вдруг все осточертевает? - спрашиваю. -
Понимаешь, бывает с тобой так, что тебе кажется - все проваливается к
чертям, если ты чего-нибудь не сделаешь, бывает тебе страшно? Скажи, ты любишь школу, вообще все?
  - Нет, конечно, там скука смертная.
  - Но ты ее н е н а в и д и ш ь или нет? Я знаю, что это скука
смертная, но ты н е н а в и д и ш ь все это или нет?
  - Как тебе сказать? Не то что ненавижу. Всегда как-то приходится...
  - А я ненавижу. Господи, до чего я все это ненавижу. И не только
школу. Все ненавижу. Ненавижу жить в Нью-Йорке. Такси ненавижу, автобусы, где кондуктор орет на тебя, чтоб выходил через заднюю площадку, ненавижу знакомиться с ломаками, которые называют Лантов "ангелами", ненавижу ездить в лифтах, когда просто хочется выйти на улицу, ненавижу мерить без конца костюмы у Брукса, когда тебе...
  - Не кричи, пожалуйста! - перебила Салли.
  Глупо, я и не думал кричать.
  - Например, машины, - сказал я ужасно тихим голосом. - Смотри, как
люди сходят с ума по машинам. Для них трагедия, если на их машине хоть малейшая царапина, а они вечно рассказывают, на сколько миль хватает галлона бензина, а как только купят новую машину, сейчас же начинают ломать голову, как бы им обменять ее на самую новейшую марку. А я даже с т а р ы е машины не люблю. Понимаешь, мне не интересно. Лучше бы я себе завел лошадь, черт побери. В лошадях хоть есть что-то человеческое. С лошадью хоть поговорить можно.
  - Не понимаю, о чем ты... Ты так перескакиваешь...
  - Знаешь, что я тебе скажу? - сказал я. - Если бы не ты, я бы сейчас
не сидел в Нью-Йорке. Если бы не ты, я бы, наверно, сейчас удрал к черту на рога. Куда-нибудь в леса или еще подальше. Ты - единственное, из-за чего я торчу здесь.
  - Какой ты милый! - говорит. Но сразу было видно, что ей хочется
переменить разговор.
  - Ты бы поучилась в мужской школе. Попробовала бы! - говорю. -
Сплошная липа. И учатся только для того, чтобы стать какими-нибудь
пронырами, заработать на какой-нибудь треклятый "кадиллак", да еще вечно притворяются, что им очень важно, проиграет их футбольная команда или нет.
    А целые дни только и разговору что про выпивку, девочек и что такое секс, и у всякого своя компания, какая-нибудь гнусная мелкая шайка. У
баскетбольных игроков - своя шайка, у католиков - своя, у этих треклятых интеллектуалов - своя, у игроков в бридж - своя компания. Даже у абонентов этого дурацкого Книжного клуба - своя шайка. Попробуй с кем-нибудь поговорить по-настоящему.
  - Нет, это неверно! - сказала Салли. - Многим мальчишкам школа куда
больше дает.
  - Согласен! Согласен, что многим школа дает больше. А мне - ничего!
Понятно? Я про это и говорю. Именно про это, черт побери! Мне вообще ничто ничего не дает. Я в плохом состоянии. Я в ужасающем состоянии!
  - Да, ты в ужасном состоянии.
  И вдруг мне пришла в голову мысль.
  - Слушай! - говорю. - Вот какая у меня мысль. Хочешь удрать отсюда ко всем чертям? Вот что я придумал. У меня есть один знакомый в
Гринич-Вилледж, я у него могу взять машину недельки на две. Он учился в нашей школе и до сих пор должен мне десять долларов. Мы можем сделать вот что. Завтра утром мы можем поехать в Массачусетс, в Вермонт, объездить там всякие места. Красиво там до черта, понимаешь? Удивительно красиво! - Чем больше я говорил, тем больше я волновался. Я даже наклонился и схватил Салли за руку, идиот проклятый! - Нет, кроме шуток! - говорю. - У меня есть около ста восьмидесяти долларов на книжке. Завтра утром, как только откроют банк, я их возьму, а потом можно поехать и взять машину у этого парня. Кроме шуток. Будем жить в туристских лагерях и во всяких таких местах, пока деньги не кончатся. А когда кончатся, я могу достать работу, будем жить где нибудь у ручья, а потом когда-нибудь мы с тобой поженимся, все как надо. Я сам буду рубить для нас дрова зимой. Честное слово, нам так будет хорошо, так весело! Ну как? Ты поедешь? Поедешь со мной? Поедешь, да?
  - Да как же можно? - говорит Салли. Голос у нее был злой.
  - А почему нельзя? Почему, черт подери?
  - Не ори на меня, пожалуйста! - говорит. И главное, врет, ничуть я на
нее не орал.
  - Почему нельзя? Ну, почему?
  - Потому что нельзя - и все! Во-первых, мы с тобой, в сущности, еще
д е т и. Ты подумал, что мы будем делать, когда деньги кончатся, а работу ты не достанешь? Мы с голоду умрем. И вообще все это такие фантазии, что и говорить не...
  - Неправда. Это не фантазия! Я найду работу! Не беспокойся! Тебе об
этом нечего беспокоиться! В чем же дело? Не хочешь со мной ехать? Так и скажи!
  - Не в том дело. Вовсе не в том, - говорит Салли. Я чувствовал, что
начинаю ее ненавидеть. - У нас уйма времени впереди, тогда все будет
можно. Понимаешь, после того как ты окончишь университет и мы с тобой поженимся. Мы сможем поехать в тысячу чудных мест. А теперь ты...
  - Нет, не сможем. Никуда мы не сможем поехать, ни в какую тысячу
мест. Все будет по-другому, - говорю. У меня совсем испортилось
настроение.
  - Что? Я не слышу. То ты на меня орешь, то бормочешь под нос...
  - Я говорю - нет, никуда мы не поедем, ни в какие "чудные места",
когда я окончу университет и все такое. Ты слушай ушами! Все будет
по-другому. Нам придется спускаться в лифте с чемоданами и кучей вещей. Нам придется звонить всем родственникам по телефону, прощаться, а потом посылать им открытки из всяких гостиниц. Я буду работать в какой-нибудь конторе, зарабатывать уйму денег, и ездить на работу в машине или в автобусах по Мэдисон-авеню, и читать газеты, и играть в бридж все вечера, и ходить в кино, смотреть дурацкие короткометражки, и рекламу боевиков, и кинохронику. Кинохронику. Ох, мать честная! Сначала какие-то скачки, потом дама разбивает бутылку над кораблем, потом шимпанзе в штанах едет на велосипеде. Нет, это все не то! Да ты все равно ни черта не понимаешь!
  - Может быть, не понимаю! А может быть, ты сам ничего не понимаешь! - говорит Салли. Мы уже ненавидели друг друга до визгу. Видно было, что с ней бессмысленно разговаривать по-человечески. Я был ужасно зол на себя, что затеял этот разговор.
  - Ладно, давай сматываться отсюда! - говорю. - И вообще катись-ка ты
знаешь куда...
  Ох и взвилась же она, когда я это сказал! Знаю, не надо было так
говорить, и я никогда бы не выругался, если б она меня не довела. Обычно я при девочках никогда в жизни не ругаюсь. Ух и взвилась она! Я извинялся как ошалелый, но она и слушать не хотела. Даже расплакалась. По правде говоря, я немножко испугался, я испугался, что она пойдет домой и пожалуется своему отцу, что я ее обругал. Отец у нее был такой длинный, молчаливый, он вообще меня недолюбливал, подлец. Он сказал Салли, что я очень шумный.
  - Нет, серьезно, прости меня! - Я очень ее уговаривал.
  - Простить! Тебя простить! Странно! - говорит. Она все еще плакала, и
вдруг мне стало как-то жалко, что я ее обидел.
  - Пойдем, я тебя провожу домой. Серьезно.
  - Я сама доберусь, спасибо! Если ты думаешь, что я тебе позволю
провожать меня, значит, ты дурак. Ни один мальчик за всю мою жизнь при мне так не ругался.
  Что-то в этом было смешное, если подумать, и я вдруг сделал то, чего
никак не следовало делать. Я захохотал. А смех у меня ужасно громкий и глупый. Понимаете, если бы я сидел сам позади себя в кино или еще
где-нибудь, я бы, наверно, наклонился и сказал самому себе, чтобы так не гоготал. И тут Салли совсем взбесилась.
  Я не уходил, все извинялся, просил у нее прощения, но она никак не
хотела меня простить. Все твердила - уходи, оставь меня в покое. В конце концов я и ушел. Забрал свои башмаки и одежду и ушел без нее. Не надо было ее бросать, но мне уже все осточертело.
  А по правде говоря, я и сам не понимал, зачем ей все это наговорил.
Насчет поездки в Массачусетс, в Вермонт, вообще все. Наверно, я не взял бы ее с собой, даже если б она сама напрашивалась. Разве с такими, как она, можно путешествовать? Но самое страшное, что я и с к р е н н е предлагал ей ехать со мной. Это самое страшное. Нет, я все-таки ненормальный, честное слово!

Источник

Категория: Страницы книг | Добавил: Редьярд (02.01.2010)
Просмотров: 1994 | Рейтинг: 5.0/1 |
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Форма входа
Поиск
-------------------
Друзья сайта
  • Сайт МБОУ "ОСОШ №2"
  • Информационно-ресурсный центр
  • Сайт МБОУ "ОСОШ №1"
  • Сайт РУО